Автор: С вновь приобретенным взглядом на далеко идущее значение экономических отношений появилось искушение предоставить их изменения не историческому развитию, а провести в жизнь путем революционного вмешательства. В своем осуществлении в русском большевизме теоретический марксизм нашел энергию, законченность и исключительность мировоззрения, но одновременно и зловещее подобие тому, против чего он борется. Будучи первоначально сам частью науки, опираясь в своем осуществлении на науку и технику, он создал, однако, запрет на мышление, который так же неумолим, как в свое время в религии. Критические исследования марксистской теории запрещены, сомнения в ее правильности караются так же, как когда то еретичество каралось католической церковью. Произведения Маркса как источник откровения заняли место Библии и Корана, хотя они не менее свободны от противоречий и темных мест, чем эти более древние священные книги.
И хотя практический марксизм безжалостно покончил со всеми идеалистическими системами и иллюзиями, он сам развил иллюзии, которые не менее спорны и бездоказательны, чем прежние. Он надеется в течение жизни немногих поколений изменить человеческую природу так, что при новом общественном строе совместная жизнь людей почти не будет знать трений и что они без принуждения примут для себя задачи труда. Между тем неизбежные в обществе ограничения влечений он переносит на другие цели и направляет агрессивные наклонности, угрожающие любому человеческому сообществу, вовне, хватается за враждебность бедных против богатых, не имевших до сих пор власти против бывших власть имущих. Но такое изменение человеческой природы совершенно невероятно. Энтузиазм, с которым толпа следует в настоящее время большевистскому призыву, пока новый строй не утвердился и ему грозит опасность извне, не дает никакой гарантии на будущее, в котором он укрепился бы и стал неуязвимым. Совершенно подобно религии большевизм должен вознаграждать своих верующих за страдания и лишения настоящей жизни обещанием лучшего потустороннего мира, в котором не останется ни одной неудовлетворенной потребности. Правда, этот рай должен быть по ею сторону, должен быть создан на земле и открыт в обозримое время. Но вспомним, что и евреи, религия которых ничего не знает о потусторонней жизни, ожидали пришествия мессии на землю и что христианское средневековье верило, что близится царство божие.
Нет сомнений в том, каков будет ответ большевизма на эти упреки. Он скажет: пока люди по своей природе еще не изменились, необходимо использовать средства, которые действуют на них сегодня. Нельзя обойтись без принуждения в их воспитании, без запрета на мышление, без применения насилия вплоть до кровопролития, а не пробудив в них тех иллюзий, нельзя будет привести их к тому, чтобы они подчинялись этому принуждению. И он мог бы вежливо попросить указать ему все таки, как можно сделать это иначе. Этим мы были бы сражены. Я не мог бы дать никакого совета. Я бы признался, что условия этого эксперимента удерживают меня и мне подобных от его проведения, но мы не единственные, к кому это относится. Есть также люди дела, непоколебимые в своих убеждениях, не знающие сомнений, невосприимчивые к страданиям других, если те стоят на пути выполнения их намерений. Таким людям мы обязаны тем, что грандиозный эксперимент [по созданию] такого нового строя теперь действительно проводится в России. В то время как великие нации заявляют, что ждут спасения только в сохранении христианской религиозности, переворот в России, несмотря на все прискорбные отдельные черты, выглядит все же предвестником лучшего будущего.
